— Она казалась вам хорошим полицейским? Неглупым человеком?

Он кивнул.

— В том, что касалось нашей совместной работы, да.

— Если допустить, что она обладает нормальным здравым смыслом и хорошим знанием методов полицейского расследования, не считаете ли вы, что версия обвинения ошибочна, поскольку действовать в соответствии с ней мог только человек глупый и склонный к самоистреблению?

— Протестую, ваша честь! — заявил Дилан, но Топор перебил:

— Свидетель может отвечать.

— Да, так может показаться. Но, с другой стороны, хотя это и не входит в мою компетенцию, я могу сказать, что есть люди, которые совершают преступления, желая при этом быть пойманными и понести наказание.

— Хорошо, — сказал я. — Мы пришли к одному и тому же выводу.

— В самом деле? — удивился он.

— Да. Мы пришли к выводу, что кто бы ни совершил это преступление, он хотел, чтобы Лори Коллинз была схвачена и наказана.

Глава 18

В распоряжении подполковников всегда достаточно рабочей силы, которую можно использовать в случае необходимости. Поэтому шурину Кевина, подполковнику Прентису, удалось перезвонить нам и сообщить информацию всего через шесть часов после того, как мы ее запросили.

Кевин рассказал, что поскольку все записи о личности Стайнза были таинственным образом стерты, то наш доблестный подполковник поручил своим подчиненным сравнить его лицо с лицами всех, когда-либо служивших во Вьетнаме в войсках особого назначения. И сходство было обнаружено — под именем Стайнза скрывался Роджер Кэхилл, сержант 307-й дивизии подразделения Дельта. Он прослужил во Вьетнаме три года, проявив себя героем и заслужив три боевые награды.

Кевин попросил шурина поднять военное досье Алекса Дорси, но, к сожалению, Дорси и Кэхилл служили в разных подразделениях. На первый взгляд в досье Стайнза-Кэхилла не было никаких указаний на связь с Дорси, но мы поручили Маркусу прояснить этот вопрос. В общем, подводя итог, можно сказать, что у нас была новая информация, но пока недостаточная, чтобы это могло нам как-то помочь.

Я позвонил Дарену Хоббсу, особому агенту ФБР, на котором застопорились мои прежние попытки получить информацию о расследовании ФБР, касавшемся Дорси. Мне сказали, что он сейчас на встрече; пришлось удовольствоваться беседой с агентом Синди Сподек, подчиненной Хоббса, которая при нашей прошлой встрече успешно сопротивлялась моему очарованию.

На сей раз она была столь же индифферентна, но я и не пытался любезничать. Мне было наплевать, как она ко мне относится, мне нужна была информация. Я поведал ей то, что стало известно о Кэхилле, и сказал о своем желании получить доступ к материалам расследования ФБР, чтобы узнать, проходил ли он там, не важно, как Кэхилл или как Стайнз.

К моему удивлению, она, кажется, заинтересовалась моими словами и задала несколько уточняющих вопросов. Но в конце концов сказала:

— Вы ведь понимаете, что я не могу санкционировать разглашение конфиденциальной информации Бюро. Это будет зависеть от особого агента Хоббса.

Это было как раз то, чего я ждал.

— Когда же я смогу поговорить с ним?

— Я передам ему вашу просьбу до конца дня.

Я оставил ей номер телефона и сказал, что буду ждать его звонка.

— Кто-то из нас перезвонит вам, — добавила она. — Но я должна вам сказать: советую продолжать расследование любыми другими путями, если они есть. Это не того рода информация, которой особый агент Хоббс готов поделиться.

Я снова попросил, чтобы он перезвонил мне, и она пообещала сделать все возможное. Она, казалось, сочувствовала мне, но вполне понимала наклонности человека, на которого работала. Я предполагал, что она права, и сомневался, что он мне перезвонит.

И всего через десять минут убедился в том, что снова ошибся. Зазвонил телефон, и на том конце провода был Хоббс собственной персоной.

— Энди? Это Дарен Хоббс. Что там насчет информации, которая вам нужна? — Его голос звучал дружелюбно, но слышно было, что он торопится. Однако раздражение успел подавить за считанные секунды.

— Да, это правда, мне нужна информация, — сказал я. — В мозаике появился новый кусочек. Парень по имени Кэхилл.

— Никогда не слышал о нем, — слишком быстро сказал он.

— Это не единственное его имя. Мне нужно знать, не фигурировал ли он в вашем расследовании деятельности Петроне и Дорси.

— Это закрытая информация, я вам уже говорил.

Этот мужик действовал мне на нервы, но злость не поможет мне справиться с ним.

— Да, вы говорили. Я надеялся, что вы передумаете.

Он коротко рассмеялся над абсурдностью моей надежды.

— Это невозможно.

Ну ладно, хватит ходить вокруг да около.

— Будем надеяться, что у судьи на этот счет иная точка зрения.

В мгновение ока его голос раскалился градусов до пятидесяти.

— Я не знаю, что вам известно обо мне, Карпентер, но если вообще что-либо известно, тогда вы должны знать, что мне невозможно угрожать.

— Я защищаю свою клиентку, — напомнил я, не скрывая сквозящего в голосе раздражения.

— Молодец.

Короткие гудки.

В течение тридцати секунд после того, как он повесил трубку, моя ярость переключилась с надутого сукина сына Хоббса на идиота Карпентера, адвоката-вредителя. Я только что окончательно испортил отношения с единственным человеком, у которого могла быть информация, способная спасти Лори.

Молодец, Энди. Отличная работа.

Я позвонил Кевину и дал ему задание подготовить для Топора ходатайство о принуждении Хоббса к раскрытию материалов расследования ФБР. Кевин был рад такому поручению: ходатайства такого рода — его сильная сторона, плюс это избавит его от необходимости явиться в суд завтра утром. Смотреть, как я второй день подряд играю в юридический аналог «Обмани дурака», увертываясь от сокрушительных ударов свидетелей Дилана.

Вообще-то «Обмани дурака» — не самая точная аналогия.

Мохаммед Али, используя этот прием в схватке с Форменом, поступал так намеренно. Я — нет.

У Али была стратегия. У меня — нет.

Али был окружен болельщиками, которые скандировали: «Убей его, Али! Убей его!» Я был окружен прессой — журналистами, пишущими передовицы, ведущими теленовостей, и все они, в сущности, кричали: «Карпентер, ты придурок! Карпентер, ты недоумок! Ты полный идиот!», что в переводе означает: «Карпентер, ты придурок! Ты полный идиот!»

Первым убийственным свидетелем Дилана в тот день был сосед Оскара Гарсии, который признал, что неоднократно видел Лори возле жилища Оскара. Я заметил, что находиться возле квартиры человека — вовсе не преступление, но даже это замечание легло в копилку Дилана.

Следующим был вызван бывший напарник Лори в полиции, детектив Стэн Нотон. Он, кажется, хотел бы оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда, и изредка бросал взгляды на Лори, извиняясь глазами за то, что произносили его губы.

Нотон подробно изложил историю о том, как Оскар снабжал наркотиками дочь подруги Лори и как Лори намеревалась прищучить Оскара за это. Это обеспечивало Мотив, с большой буквы, по крайней мере в отношении желания навесить на Оскара ложное обвинение в убийстве Дорси.

Поскольку Нотон явно симпатизировал защите, моя работа заключалась лишь в том, чтобы на перекрестном допросе подвести его к тому, к чему он и сам хотел. Я так и сделал, попросив его рассказать об образцовой службе Лори и высказать мнение о том, что она уравновешенный и порядочный человек, который не выносит насилия и никогда в жизни и близко не стоял к жестокости, присущей отдельным полицейским.

Тут объявился Кевин с ходатайством в руках, и я сказал Топору, что мы должны сделать важное заявление перед судом. Мы подали ходатайство, обеспечив Дилана копией, и Топор назначил прения на завтра, на девять утра.

Мы с Кевином собирались посидеть подольше, вырабатывая стратегию поведения на завтрашних прениях. Нам необходимо убедить Топора, что Кэхилл-Стайнз прямо относится к нашему делу и, вполне возможно, именно он, а не Лори, виновен в убийстве Дорси. В то же время мы должны заставить его поверить, что существует по меньшей мере обоснованное предположение, что материалы ФБР содержат информацию, которая способна оправдать Лори.