Она дернулась, когда новый приступ боли скрутил ее тело.

— Пожалуйста, малыш. Помоги мне.

Он больше не мог сдерживать слезы, и они потекли по щекам.

— Ты можешь помочь мне справиться с болью, — сказала она дрожащим голосом. — Ты можешь дать мне мои пилюли. Ты же знаешь, где они лежат, правда?

Тыльной стороной правой руки он вытер мокрый нос. Она видела, как он испуган и дрожит.

— Они очень высоко наверху, — сказал он, пряча глаза.

— Неужели ты не сможешь достать их для меня, малыш? Пожалуйста. Боль так долго мучает меня. Ты не знаешь, как это больно.

Его глаза были залиты слезами, и все расплывалось. Сердце было пусто, и ему казалось, что все силы покинули его. Не произнеся ни слова, он медленно повернулся и открыл дверь.

Мать попыталась позвать его, но голос был так слаб, что с губ ее слетел только шепот.

Он вернулся через несколько минут, неся поднос, на котором стоял стакан воды, флакон с лекарством и лежали два кремовых бисквита. Она смотрела, не веря своим глазам. Очень медленно и перебарывая невыносимую боль, она привстала и приняла сидячее положение. Он подошел ближе, поставил поднос на прикроватный столик и протянул ей стакан с водой.

Она подарила ему самую искреннюю улыбку, которую он когда-либо видел.

— У меня не хватит сил открыть бутылочку, дорогой. Ты можешь это сделать для меня?

Он взял флакончик, надавил на пробку и повернул ее против часовой стрелки. Высыпав на ладонь две пилюли, он протянул их ей. Она взяла их, положила в рот и запила водой. Она даже еще не проглотила их, а ее взгляд молил — еще!

— Я читал рецепт, мама. В нем сказано, что ты не должна принимать в день больше восьми. Две ты взяла сейчас. Уже получается десять.

— Ты так умен, мой дорогой. — Она снова улыбнулась. — И так сообразителен. Я очень люблю тебя, и мне так жаль, что я не увижу, как ты растешь.

Его глаза снова наполнились слезами, когда она обхватила высохшими пальцами флакончик с лекарством. Он крепко держал его.

— Все в порядке, — прошептала она. — Теперь все в порядке.

Помедлив, он выпустил флакончик.

— Папа будет сердит на меня.

— Нет, не будет, малыш. Обещаю тебе. — Она положила в рот еще две пилюли.

— Я принес тебе бисквиты, — показал он на поднос. — Твои любимые, мам. Пожалуйста, съешь хоть один.

— Я съем, дорогой мой, но позже. — Она взяла еще несколько пилюль. — Когда папа придет домой, — прошептала она, — скажи ему, что я люблю его. Сможешь это сделать для меня?

Он кивнул. Его глаза не отрывались от почти опустевшего флакончика.

— Почему бы тебе не пойти почитать одну из своих книжек, дорогой? Я люблю, когда ты читаешь.

— Я могу почитать здесь. Сяду в углу, если хочешь. И буду сидеть тихонько. Обещаю.

Она протянула руку и коснулась его волос.

— Теперь со мной все будет отлично. Боль начала уходить. — У нее были тяжелые веки.

— Я могу посторожить комнату. Я сяду около дверей.

Она улыбнулась, перебарывая боль.

— Почему ты хочешь сторожить двери, милый?

— Ты как-то рассказала мне, что Бог приходит и забирает больных людей на Небо. Я не хочу, чтобы Он забирал тебя, мам. Я посижу у дверей, и, если Он придет, я скажу Ему, чтобы Он уходил. Я скажу Ему, что тебе стало лучше и чтобы Он не забирал тебя.

— Ты скажешь Богу, чтобы Он уходил.

Он решительно кивнул.

Она снова улыбнулась:

— Мне будет так не хватать тебя, Роберт.

Глава 40

Пока они ехали по прибрежной тихоокеанской трассе, обстановка изменилась — от шума и суматохи даунтауна Лос-Анджелеса до спокойных просторов Малибу, от которых захватывало дыхание. Хантер продолжал смотреть из окна.

Малибу знаменит своими теплыми песчаными пляжами; он стал домом для бесчисленных кинозвезд и знаменитостей. Эти места предназначены для богатых и мегабогатых.

— Нам нужно проверить адрес, — сказал Гарсия, сбрасывая скорость. — Я думаю, вот он.

Примерно в ста ярдах впереди слева несколько полицейских машин было припарковано у ворот просторной усадьбы. На месте происшествия уже были несколько фургонов разных телеканалов. В холодное и сырое ночное небо вздымались спутниковые антенны.

Гарсия медленными зигзагами пробрался меж машин и остановился перед внушительными воротами с электронными запорами. Полицейский в стандартном виниловом дождевике Департамента полиции Лос-Анджелеса подошел к дверце водителя.

— Детективы Гарсия и Хантер, — сказал Гарсия, опуская окно. — Из отдела расследования убийств.

Полицейский кивнул и прибором дистанционного управления открыл ворота.

— Криминалисты и два других детектива недавно прибыли, — сказал он.

— Два других детектива? — уточнил Хантер, перегибаясь через Гарсию.

— Совершенно верно, — подтвердил полицейский, отступая от машины и показывая жестом — проезжайте.

Когда Гарсия двинулся вперед, Хантер мельком увидел Клер Андерсон, стоящую под большим белым зонтиком с другими репортерами.

Гладкая цементная подъездная дорожка тянулась как минимум на сотню ярдов; по краям ее росли пальмы. Слева, сразу же за воротами, располагался теннисный корт. Большой зеленый газон между кортом и внушительным двухэтажным зданием был аккуратно подстрижен, как и живая изгородь вокруг корта.

Гарсия подъехал к овальной стоянке и остановился рядом с фургоном криминалистов, как раз перед гаражом на четыре машины.

— Ну, ты только посмотри на это строение, — сказал он, выходя из машины. — Кто-то знал, что такое стильная жизнь.

У современного белоснежного здания была крыша в терракотовых изразцах и большие окна. Вдоль угловой комнаты на втором этаже тянулся балкон, с которого открывалась панорама пляжа. Несколько офицеров полиции, укрываясь от дождя, стояли на каменных ступенях, которые вели к парадным дверям. Держа в руке свой значок, Хантер взбежал по лестнице. Все полицейские у входа в дом сохраняли странное молчание. На их лицах была смесь печали и скептицизма.

За двойными дверями тянулась прихожая, которая была больше, чем вся однокомнатная квартира Хантера. Это было богато украшенное стерильно чистое помещение. Оно было лишено индивидуальности, но громко говорило о богатстве — этакое элегантное пространство, и трудно было себе представить, что в нем действительно могли жить люди.

В воздухе висел странный запах, происхождение которого было трудно определить. Если его вдыхать слишком долго, он вызывал тошноту.

Невысокий плотный человек в белом комбинезоне из тайвека заметил двух детективов, когда они входили в дом.

— Детектив Хантер? — спросил он, подходя к ним.

— Да. — Хантер повернулся.

— Я детектив Мартин. Томас Мартин из отделения Малибу-Лост-Хиллз.

Они обменялись крепкими рукопожатиями.

По сути дела, Малибу был городком, включенным в пределы Западного округа Лос-Анджелеса. Любое убийство, совершенное в его пределах, сначала попадало под юрисдикцию департамента шерифа Лос-Анджелеса.

— Так что мы имеем? — осматриваясь, спросил Хантер.

— Какую-то гребаную чертовщину, вот что мы имеем. Все началось с сообщения о пропавшем человеке. Звонили в участок в западном Голливуде.

— Западном Голливуде? — удивленно переспросил Гарсия.

Мартин кивнул.

— Пожалуй, вам, ребята, стоит переодеться, после чего я проведу вас. — Он показал на два комбинезона, лежащие на столе вместе с хирургическими масками и латексными перчатками.

Глава 41

— Риелтора звали Рейли, Аманда Рейли, — продолжил детектив Мартин, когда Хантер и Гарсия были готовы. — Она владела в западном Голливуде собственным агентством по недвижимости, которое, как ни смешно, именовалось «Рейли». Сегодня утром она не пришла на работу. Ее коллега… — Мартин пару раз щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить ее имя. — О, черт. Оно есть в отчете, я потом посмотрю. Как бы там ни было, ее коллега забеспокоилась. Она сказала, что за десять лет, что они вместе работают, мисс Рейли никогда не опаздывала, не говоря уж о том, чтобы вообще не прийти.