— Нет, ты правильно поступила… но в этом не было необходимости. Я нанес ему свой фирменный удар правой. Против этого приема еще не придумана защита.

Я подошел к ней, и мы обнялись, хотя я чувствовал, что она все еще сжимает в руке пистолет — так, на всякий случай.

— Как ты догадалась приехать ко мне? — спросил я.

— Позвонил Пит и сказал, что они получили ордер на арест Хоббса и приехали за ним, но он исчез. Пит пытался тебе дозвониться, у тебя не работал телефон. Меня это напугало, и я приехала.

— И что, ты думала, я сам не справлюсь? — спросил я, изображая праведную обиду.

Внезапно дом пронизали лучи света, бьющие из окон, — это подъехали полицейские машины.

— Надо полагать, у Пита тоже возникли некоторые подозрения, — сказала Лори.

Я выпустил Тару из шкафа, а Лори тем временем вышла, чтобы проводить Пита и других полицейских в дом. Это дало мне около шестидесяти секунд — подумать, как подать ситуацию так, чтобы я выглядел героем.

Времени катастрофически не хватало.

Глава 26

Трудно поверить, как много мы с Уилли успели сделать всего за семь недель. Реконструкция здания была почти завершена, мы наняли двух постоянных сотрудников и договорились о ветеринарной помощи. Уилли был невероятно сосредоточен, работал с вдохновением и, кажется, готов был разрыдаться, когда я сказал, что хочу видеть его президентом «Фонда Тары».

У Лори все было прекрасно. То, что она спасла мне жизнь, в некотором смысле уравняло счет и сняло с нее эмоциональную потребность изливать на меня моря благодарности за то, что я спас ее от тюрьмы. Я решил не настаивать на том, что в ее вмешательстве не было необходимости, потому что ни Хоббс, ни кто-либо еще не мог выжить после фирменного удара правой.

Кузен Фред проводил в офисе больше времени, чем я, консультируя Эдну и Кевина по вопросам вложения средств. Лори больше не мучилась оттого, что вынуждена использовать свою часть процентов от гонорара за Уилли Миллера, чтобы оплатить мою адвокатскую работу, и теперь весело придиралась к счетам.

Я сказал ей, что эти счета оправданны, и думал, что она сдастся, но она выставила мне свои собственные счета. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, насколько они несправедливы. Двадцать тысяч за оладьи — высоковато, конечно, но я смогу расплатиться — разумеется, только за себя, а не за то, что сожрал Кевин.

И лучше вам не знать, сколько она заломила за базилик.

НИКОМУ НИ СЛОВА

^(роман)

Пролог

Друзья спрашивают меня, почему я рассказываю эту историю сейчас, ведь долгое время у меня действительно не было такого намерения. Прежде всего потому, что ее рассказывали уже столько раз. Телевидение с его бесконечными репортажами; пресса, сделавшая ее главным элементом своих обложек; неутомимая блогосфера, уставшая повторять одно и то же на разный лад.

Все помнят, где они были в тот день, когда все это случилось. История отпечаталась в общественном сознании, и ничто из того, что я собираюсь здесь написать, ровным счетом ничего не изменит. Да мне это и не нужно.

Мне хочется поделиться чем-то совершенно иным: информацией, из которой мои сограждане, может, и извлекут кое-какую пользу. Потому что я — очевидец; у меня было место в самом первом ряду, и сей непреложный факт выделяет меня из всех остальных хроникеров.

Месяцами мне приходилось пересказывать свою историю бесчисленному множеству разных федеральных агентств, каждое из которых почему-то требовало, чтобы мой рассказ ни при каких обстоятельствах не стал достоянием гласности. Но уж от этого увольте.

Я расскажу все так, как было на самом деле: по возможности беспристрастно и не искажая ничего. Мне будет страшно, больно, или, наоборот, я очищусь и почувствую облегчение. А может, все это, вместе взятое.

Так почему же я рассказываю эту историю? Наверное, мне просто хочется, чтобы вы знали правду.

Глава 1

Мелочи — вот что меняет жизнь. Они меняют твою жизнь, Тимоти Уоллес.

Всякий раз, когда матери Тима Уоллеса, Кэрол, требовалось сказать сыну нечто важное, она завершала свое изречение словами «Тимоти Уоллес» — точно полное имя придавало фразе весомость и достоверность. Видя грусть в глазах матери, Тиму хотелось отвести взгляд, но, насколько ему помнилось, он никогда этого не делал.

— Мелочи могут изменить твою жизнь, Тимоти Уоллес.

На самом деле мать имела в виду судьбу и то, как нашу судьбу определяют моменты, которые мы не в состоянии ни предвидеть, ни контролировать. Дальше всякий раз следовала история, которую Тим знал наизусть. Что, если б ее подруга Донна в тот день не поехала в центр города на автобусе. Если б она, скажем, взяла такси, то никогда бы не встретила Чарли — человека, за которого вышла замуж. И Чарли никогда не свел бы Кэрол с Кенни Уоллесом. И у Кэрол с Кенни никогда не родился бы сын Тим. И Кенни не бросил бы семью, когда Тиму было всего шесть месяцев, так и не подав о себе весточки за все эти годы.

Именно в этом заключалась странность тех самых «мелочей» и то, как они могут перевернуть всю жизнь. Они могли быть хорошими или плохими, и порой ты просто не знал, с чем имеешь дело.

Для Тима — и в особенности для Мэгги — такой «мелочью» стала шляпа.

Это был важный, даже символический, момент для них обоих.

Тим и Мэгги были женаты почти пять месяцев, и хоть Тим и клялся «в горе и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности», ни одна из сих категорий пока не включала в себя его катер. Его красу и гордость. Его святилище.

Скромной тридцатифутовой моторной лодкой Тим владел вот уже шесть лет. Он сам подарил ее себе на свой двадцать четвертый день рождения. Катер был его местом отдохновения, где можно почитать, побыть одному и, отключившись от всех тревог, поразмышлять о чем-то приятном.

Дэнни и Уилл, близкие друзья Тима, выходили с ним в море несколько раз. Но ни одна женщина никогда не переступала борт его лодки. Даже Мэгги.

До того дня.

Тот факт, что это не произошло в первые четыре месяца их семейной жизни, объяснялся скорее календарем, нежели чем-то еще. Пролив Лонг-Айленд-Саунд оживает не раньше начала мая.

— Почему ты не держишь его здесь, в доке? — не раз спрашивала Мэгги, указывая вниз, на реку Гудзон, из окна их квартиры на двадцать четвертом этаже в городке Форт-Ли.

Форт-Ли примыкает к мосту Джорджа Вашингтона со стороны Нью-Джерси и славится своими умопомрачительными ценами на недвижимость — в силу близкого соседства с Нью-Йорком и потрясающего вида на город. Тим с Мэгги жили в Сансет-Тауэрс — самом престижном месте Форт-Ли — и пользовались выгодным географическим положением, извлекая максимум пользы из наличия поблизости ресторанов и театров, коими Нью-Йорк обеспечен лучше, чем любой мегаполис мира.

Они как раз собирались уходить, когда Мэгги вдруг достала ту самую шляпу. Вернее, Тим предположил, что перед ним шляпа, хотя в действительности она больше напоминала крышку люка, накачавшуюся стероидами, — с такими огромными полями, что в их тени легко могла устроить привал целая пехотная дивизия.

— Что это за фигня? — спросил он, когда Мэгги водрузила ее себе на голову. Вопрос прозвучал несколько грубовато, так что пришлось срочно добавить: — Милая.