Хантер сидел неподвижно, борясь со своими собственными воспоминаниями. Его взгляд был устремлен на священника, но был каким-то рассеянным. «Я точно знаю, что он чувствовал».

Отец Малькольм заметил боль в выражении глаз Хантера и наклонился к нему:

— Могу я вас спросить кое о чем, детектив?

— Конечно.

— Это правда, что говорится в газетах? Что Фабиан был обезглавлен? И о собачьей голове?

— Да, — грустно признал Хантер.

Священник испустил глубокий вздох.

— Вы, наверное, уже знаете, что святой Фабиан, имя которого отец Фабиан взял себе, был обезглавлен?

Хантер кивнул.

— Вы думаете, тут есть какое-то совпадение?

— Это возможно. — Хантер снова откинулся на спинку кресла. — А что вы думаете, отец? Вы считаете, что киллер хотел, дабы отец Фабиан умер так же, как святой Фабиан?

Священник встал и подошел к книжному шкафу рядом со столом.

— В далекие годы многие люди, которых не понимали, были арестованы и подвергнуты пыткам, после чего их приговаривали к смерти, — сказал он, снимая книгу с верхней полки. — Столетиями большинство смертных казней в западном мире приводилось в исполнение путем отрубания головы.

Хантер обдумал его слова.

— То есть, если бы отец Фабиан выбрал себе имя другого святого, смерть путем обезглавливания, возможно, соответствовала бы смерти другого святого, — заключил он.

Отец Малькольм медленно кивнул.

— А как насчет собачьей головы? Это что-то значит для вас или для католической веры?

— Это дьявол, — ответил священник.

При этих его словах холодный сквознячок пронесся по комнате. Хантер инстинктивно поднял воротник куртки.

Отец Малькольм вернулся на свое место.

— Я не хочу вас обижать, детектив, но думаю, что, может быть, вы идете по неверному пути.

— Каким образом, отец? — спросил Хантер, встречая взгляд священника.

— Я думаю, что это было нападением на католическую церковь. И сделал это тот, кто хотел нанести урон церкви в целом, а не отдельному священнику. Фабиан стал жертвой трагической случайности. Ею мог стать любой из нас. Убийца мог выбрать любую из наших церквей для своего акта жестокости и гнева. — Он помолчал, потому что последующие слова обеспокоили его. — И что-то подсказывает мне, что он будет снова убивать. Может быть, уже убил.

От голоса священника волоски на руках Хантера встали дыбом.

Глава 29

Аманда чувствовала невыносимый холод и острое чувство жажды. Голова пульсировала с такой силой, что ей казалось — она вот-вот взорвется. Она попыталась пошевелиться и поняла, что связана. Запястья ее были привязаны к ручкам кресла, а щиколотки к ножкам неудобного металлического стула — с такой силой, что провода врезались в кожу.

Веки были тяжелые и клейкие. Вроде она понимала, что не ослепла, но какая-то сила не давала ей открыть глаза. Она попыталась закричать, но губы не раздвигались. Во рту стоял противный горький вкус. Инстинктивно она попыталась раздвинуть губы языком, но почувствовала между ними какую-то непонятную тонкую жесткую пленку. Ее попытка раскрыть рот привела к тому, что тонкая кожа на губах стала рваться.

О господи!

Содрогнувшись, она наконец поняла, что случилось.

Ее рот был заклеен суперклеем.

Ею овладела паника, и она стала яростно метаться из стороны в сторону и дергаться в попытках освободиться. Там, где провода врезались в запястья и лодыжки, показалась кровь.

Стул не шевельнулся. То ли он был слишком тяжелый, то ли прибит к полу. Ее крики, заглушенные плотно сжатыми губами, звучали как рычание животного.

Все тело била дрожь, с которой она не могла справиться.

Из уголков закрытых глаз брызнули слезы, пробили себе дорогу и покатились по лицу, смывая с век какой-то липкий состав. Она чувствовала, как они начинают понемногу раскрываться. Она попыталась очень медленно их раскрыть. Их жгло как огнем, и она стала отчаянно моргать.

Потребовалось несколько минут, чтобы эта боль стихла и глаза пришли в порядок. Сначала все расплывалось, но комнату освещали знакомые свечи. Она узнала кое-какие предметы мебели, но где она?

Гул в голове усилился, и мысли продолжали путаться. Она стала глубоко и ровно дышать и заставила себя сконцентрироваться на сердцебиении. В памяти постепенно стали всплывать картины того, что случилось.

И когда она наконец вспомнила, содрогнулась от страха. Расплывчатый образ перед ней был огромным камином из речных валунов в одном из домов ее реестра.

И она привела сюда для осмотра возможного покупателя.

Как его звали?

— Ну, как головка, Менди? — Голос, который прозвучал из-за спины, заставил ее оцепенеть. Он был грубым и жестким, как у армейского сержанта. — Гул скоро пройдет.

Ее снова стало колотить.

Теперь она видела почти нормально. Аманда опустила глаза и наконец поняла, почему ей так холодно. Она была голой.

Высокая фигура вышла из-за спины и предстала перед ней. Это был тот же человек, которого она привезла осматривать дом, но она так и не могла вспомнить его имя. Хотя теперь на нем была другая одежда. Вместо длинного пальто и профессионально скроенного костюма на нем было плотно облегающее черное спортивное трико. Руки по-прежнему были в перчатках, а волосы теперь скрывались под нитяной шапочкой.

Она снова напрягла все силы, отчаянно дергаясь и пытаясь ударить его ногой.

Он со спокойным молчанием несколько минут наблюдал за ней, пока она не поняла, что все ее усилия тщетны.

— Как ни печально, но я не думаю, что тебе удастся высвободиться, — объяснил он, прохаживаясь перед ней.

— Ох, пожалуйста. Почему вы так поступаете со мной? — Она попыталась произнести эти слова, но то, что прозвучало, было лишь неясным бормотанием.

Плотно сжав губы и покачивая головой, он передразнил издаваемые ею звуки и рассмеялся.

— Если ты хочешь говорить со мной, тебе придется основательно потрудиться. Давай, ты же сможешь. Открой рот.

Она смотрела на него, парализованная страхом. Страх овладел ею с такой силой, что она подумала, будто сейчас потеряет сознание.

Он нагнулся, и теперь его лицо было всего в нескольких дюймах от нее.

— Открой рот!

Выкрик был таким громким, что его дыхание сдуло ей волосы со лба.

Аманда потеряла контроль над собой. Все волосы на теле встали дыбом, и она обмочилась.

— О, до чего отвратительно, — сказал он, снова выпрямляясь и отходя на шаг назад от лужицы, которая быстро образовалась на полу под стулом. — Может, я помогу тебе открыть рот. — Он взял что-то с каминной полки. — Что скажешь? Хочешь попробовать?

Он показал ей блестящий серебряный нож для вскрытия писем.

У Аманды от ужаса расширились глаза, и она изо всех сил отвела голову. Сквозь склеенные губы вырвался новый высокий крик.

— Эта штука, может, оторвет губы от твоего рта, но кого это волнует, верно? Просто кивни, и я начну резать.

Аманда отчаянно замотала головой.

— Или, может, мне стоит начать отсюда? — Он показал ей на пах. — Тогда ты перестанешь, как грязная сучка, мочиться на пол. Что скажешь? — Он медленно провел языком по блестящему лезвию. — Не загнать ли эту штуку в твое тело? Я обещаю, что сначала тебе станет приятно.

Аманду с силой скрутило, и она почувствовала, как содержимое желудка подступило к горлу и заполнило рот. Глаза ее закатились, когда она стала давиться.

— Ты собираешься вырвать прямо себе в рот? — рявкнул он, торопливо подходя к ней. — Гнусная маленькая шлюха! — Он сдавил руками ей щеки, откидывая голову назад. — Глотай обратно. Немедленно глотай! — приказал он, еще сильнее сдавливая щеки.

Аманда попыталась высвободить голову, но противник твердо, как в тисках, держал ее.

— Глотай обратно! — снова гаркнул он.

Она закашлялась, но воздух мог поступать только через нос. Кровавая слизь хлынула из носа на перчатки и рукава мужчины.

— Ну ты сука, — сказал он, массируя ей горло. — Так ты у меня не умрешь.