Вой сирен приближался.

— На тень, — произнесла женщина. — Смотрите на тень!!! У вас осталось мало времени.

Хантер подобрал фонарик. Он смотрел, но не видел. Что, черт побери, это значит?

Ба-а-ах!

Вторая пуля вонзилась в стену слева… на этот раз ближе… Кусочки бетона разлетелись в стороны. Один кусочек, оцарапав кожу, вонзился Хантеру в щеку. Детектив почувствовал, как заструилась кровь, но фонарик на этот раз из рук не выпустил. Хантер не отрываясь смотрел на тени.

— Обещаю, детектив, что в следующий раз выстрелю вам прямо в голову.

Оливия шагнула вперед.

Хантер старался справиться с тревогой, вызванной перспективой стать через несколько секунд трупом, и в то же время лихорадочно перебирал в голове варианты.

Уголком глаза детектив заметил, что Оливия вновь прицелилась.

Он не мог думать.

Но потом…

Глава 117

— Запись! — произнес Хантер, когда палец Оливии уже коснулся спускового крючка.

Тень изображала микрофон, поднесенный к открытому рту Скотта, а не трубочку, из которой пьют.

— Вы его записывали. Он рассказывал, а вы записывали его признание.

Оливия опустила руку с пистолетом. Ее губы растянулись в полуулыбке. Женщина подняла левую руку, в которой сжимала миниатюрное звукозаписывающее устройство.

— Я всех их записала. Каждый рассказал мне о том, как они избили, а потом изнасиловали мою маму. Их рассказы похожи один на другой. Здесь есть все. Они рассказывают, как расчленили ее тело, а затем, сунув в ящик, выкинули в океан. Вот только у Эндрю Нэшорна была сломана челюсть и он не мог говорить, но это уже не важно.

Хантер не знал, что сказать.

Скотт промычал что-то нечленораздельное. Его веки медленно приоткрылись.

— Лови, — произнесла Оливия, а затем бросила Хантеру магнитофон.

Детектив поймал его на лету, озадаченно посмотрел на звукозаписывающее устройство, а затем перевел взгляд на женщину.

— Можете оставить его себе, — сказала она.

— Это может помочь, Оливия, но врать я вам не стану. Для нашей несовершенной судебной системы эти показания мало стоят.

— Знаю. Я уже сделала то, что задумала. Мое правосудие свершилось. — Указывая рукой на миниатюрный магнитофон в руке Хантера, Оливия добавила: — Думаю, вам следует передать это средствам массовой информации. Пусть они сделают мою историю достоянием общественности. Это все не ради меня. Я знаю, что со мной случится. Это ради мамы.

Оливия утерла слезу, прежде чем та сбежала по ее щеке.

— Она заслужила справедливого отношения. Делайте с этим то, что сочтете нужным.

Положив пистолет на пол, женщина ударом ноги послала его по направлению к Хантеру.

— Арестуй эту свихнувшуюся суку! — завопил со своего места Скотт. — И отвяжи меня скорее, идиот!

Он принялся извиваться на стуле.

— Эта сука отрезала мне палец! Ты видел? Тебя поджарят на электрическом стуле. Сука конченая! Мой брат сделает из тебя отбивную в суде.

На этот раз Хантер оказался проворнее Оливии. Сильный удар кулаком обрушился на голову Скотта, возле виска. Голова Брэдли мотнулась в сторону, и он потерял сознание.

— Он болтал слишком много чепухи, — пожимая плечами и глядя на Оливию, сказал детектив. — Арестовать вас мне все же придется. Это мой долг. Но надевать на вас наручники я не стану.

На лице женщины появилось удивление.

— Мы выйдем вместе. Вы сможете высоко нести свою голову, а вот это дерьмо, — Хантер бросил недобрый взгляд на Скотта, — я закую в наручники.

Злость мигом исчезла из глаз Оливии.

— Вы хороший человек, Роберт, и хороший детектив, но у меня свои планы. У моей истории один конец, и ареста он не предполагает.

Хантер видел, как она положила себе в рот нечто размером с пятицентовую монету. Челюсти Оливии сжались. Послышался хруст — зубы женщины раздавили капсулу. Детектив бросился вперед, но было поздно. Тело Оливии уже начало падать. Впоследствии оказалось, что она приняла дозу цианида, в пятьдесят раз превышающую смертельную.

К тому времени, когда полицейские ворвались на склад, сердце женщины уже не билось.

Глава 118

Почти полтора часа понадобилось Хантеру, чтобы рассказать Гарсии, капитану Блейк и Алисе о том, что случилось с ним, начиная с прошлой ночи.

— Признаюсь, — сказала Алиса детективу, — когда ты позвонил и попросил зайти в базу данных Калифорнийского отдела социального обеспечения и поискать информацию об удочерении Оливии, меня это удивило. Прежде я и представить себе не могла, что ее можно в чем-то заподозрить. Единственным подозрительным фактом, который я сумела раскопать, было то, как быстро уладились все бюрократические формальности. Калифорнийские законы об усыновлении и удочерении вообще-то очень мягкие. Единственное обязательное условие — приемный отец или мать должны быть, по крайней мере, на десять лет старше того, кого удочеряют (или усыновляют). Деррик Николсон окончил юридический факультет университета. Он обзавелся друзьями в судебной системе и перезнакомился с еще большим количеством влиятельных людей.

— С судьями? — произнес Гарсия.

— В том числе. Благодаря его связям и знанию законов Деррику удалось ускорить процесс удочерения в несколько раз. Обычно дело подобного рода занимает в Калифорнии от шести месяцев до года. На получение всех документов Деррик Николсон потратил меньше трех месяцев. Ему не задавали неприятных вопросов. Все прошло как по маслу.

— Чтобы обойти закон, надо его знать, — сказал Хантер.

— Верно, — согласилась Алиса. — С влиятельными друзьями возможно все.

— Ладно. Но откуда ты узнал, что Оливия собирается сегодня вечером заняться последней жертвой из своего списка? — спросил Гарсия.

— Я и не знал об этом, — ответил Хантер. — Все, что у меня было, — подозрения, поэтому мне пришлось блефовать.

Он коснулся кончиками пальцев двух неглубоких царапин на левой щеке. От пластыря детектив отказался.

— Ты блефовал? — переспросила капитан Блейк.

— Утром я заехал к Оливии, предварительно не уведомив ее о своем визите. Я сослался на то, что располагаю новой информацией и поэтому должен задать ей еще несколько вопросов. Когда вчера вечером мы с Гарсией беседовали с Оливией и ее сестрой, я попросил у них фотографию их отца, сделанную в то время, когда он был еще молодым. У Эллисон на комоде стояла старая свадебная фотография в рамке. Оливия передала мне ее из рук в руки. Когда она держала рамку в руках, то взглянула на снимок. Я увидел кое-что в ее глазах… какие-то сильные эмоции. Тогда мне показалось, что это горе, но утром, приехав к ней домой, я вернул женщине фотографию. В ее глазах опять что-то сверкнуло. Теперь я увидел, что это не горе. Чувство было более глубоким и, если так можно выразиться, окрашено болью. — Хантер потер глаза. — А потом я спросил, играл ли ее отец, когда они были маленькими, со своими дочерьми в театр теней.

— То есть, — сказала Алиса, — ты дал ей понять, что знаешь, для чего создавались «скульптуры».

Хантер кивнул.

— Однако Оливия не растерялась. Она притворилась, будто вопрос ее удивил, и ничем себя не выдала. Затем я спросил, не играла ли с ними мама теневыми марионетками. На этот раз хладнокровие ей на секунду изменило. Ее взгляд стал отрешенным, а черты смягчились. На лице Оливии появилось выражение безграничной нежности… но ненадолго. Внезапно она вновь стала суровой. Такого выражения на ее лице я прежде не видел. И вот тогда я решил блефовать. Я сказал Оливии, что за ночь мы кое-чего достигли и теперь уверены в том, что в списке жертв убийцы осталось всего одно имя. Еще я сказал, что максимум через сутки мы узнаем, кто этот человек, и установим за ним круглосуточное наблюдение.

Гарсия улыбнулся.

— Иными словами, ты сказал человеку, которого заподозрил: если она не поторопится, то через сутки жертва окажется вне зоны ее досягаемости. Ты принудил ее действовать.